Во все времена оружие и «люди войны» были отражением уровня развития и амбиций человеческого сообщества — от племени древних времен до современной нации. Ка­залось бы, передний рубеж развития должен определяться мирной деятельностью. Но парадокс человеческого развития заключается в том, что конкуренция за жизнь и продвижение своего способа ее организации, борьба за ресурсы, обес­печи­вающие эту жизнь, требуют постоян­ного опережающего развития именно агрессивных, защитных и наступательных видов деятельности. Вой­на как образ защиты интересов и вместе с тем устранение кон­курента была и, к сожалению, остается не­отъем­лемой составляющей выживания. От копья до ядерной бомбы и «информационно-психологического оружия», от фаланг и легионов до авианосных соединений и мобильных боевых групп — такой путь прошел мир за известную нам историю. А ХХІ век откры­вает новые горизонты, формирует новые вызовы нациям и их способности к самозащите собственного развития.

Вооруженные силы являются эф­фективными и вообще имеют смысл когда способны защищать и при необходимости добывать в борь­­бе условия, необходимые сооб­щест­ву для его развития. Борьба за территорию, торговые пути и физическое владение человеческим ресурсом в эпоху традиционных аграрных обществ целиком обеспечивалась эффективными механическими видами оружия, мобильностью воинов, их физической силой и количеством.

В эпоху постиндустриального мира даже количество «железных коней» в ангарах еще ничего не означает в плане качества и реальной эффективности военной силы. И чтобы осознать, какой должна быть армия конкретного государства в начале нового века, надо адекватно оценивать особенности и реальные причины вооруженных конфликтов нашего времени — Нового Модерна.

После двух мировых войн «индустриальной эпохи» и локальных конфликтов «двухполюсного мира» прошло не слишком много времени. Но темпы, динамика изменений, без преувеличения, носят революционный характер. Отходят в прошлое масштабные конфликты как таковые. Современные технологии делают невозможным продолжительную войну между национальными армиями. А риск техногенной катастрофы, вызванной таким конфликтом, способен сдержать даже самого амбициозного агрессора. Теряют смысл сугубо территориальные захваты. Ведь без глобальной легитимации такие территории будут «мертвыми».

Сдерживание стало действеннее агрессии. Локальная спецоперация — более эффективной, чем развернутая массированная военная кампания. На первом месте — способность невоенными средствами нанести ущерб противнику еще до того, как сам вооруженный конф­ликт станет фактом. Поэтому «война разведок», политико-дипломатические, информационно-психологические, экономические и экологические средства влияния на противника становятся все более важными составляющими подготовки к конфликту, а точнее — его первым актом.

Понятно, что каждый из современных вооруженных конфликтов имеет свою особенность, геополитическую и социокультурную специ­фики. А тем временемпоследние события в Африке и на Ближнем Востоке, очевидно, свидетельствуют о том, за что, собственно, и почему наши современники из развитых и не очень развитых стран идут на войну.

Прежде всего, так или иначе большинство конфликтов связаны с контролем и перераспределением «ресурсов развития». Энерго­носители, продовольствие и база для его производства — ключевые из них.

Специфические черты приобретает борьба за социальные ресурсы развития. В свое время С.Хан­тингтон несколько механистически определил этот аспект конкуренции как «войну цивилизаций». Но в условиях глобализации формирование стойких социокультурных «миров» со специфической матрицей экономической, идеократической и политической организаций приобретает принципиальное значение. Все чаще речь идет о моделировании развития — западная, исламская, китайская и латиноамериканская модели. Привлечение к ним или их «сдерживание» все больше сопровождаются точечными молекулярными конфликтами с участием внешних сил.

Важным фактором напряжения является демографический. Собственно, вопрос его влияния на рост конфликтогенности между сообществами стар как мир. Большие миграции народов, с захватами и переселениями в значительной степени были связаны именно с демографическими взрывами на фоне экономического подъема. Но мир ХХІ века имеет свою специфику. Политическая карта мира зафиксирована международным правом и регулируется глобальными механизмами. Стареет развитый мир, и его «демографическая яма» вынуждает инкорпорировать демографические ресурсы менее развитых стран. Таким образом, напряжение разных социокультурных миров и моделей развития «переносится» в собственную среду. А бурный рост населения новых центров влияния невольно будет побуждать народы и их правительства к поиску новых возможностей для выживания. В том числе — через инкорпорацию и внутреннюю локализацию малых социокультурных сообществ, поиск вариантов их последующей автономизации.